Three romances, for baritone and piano, (25')
on texts in Russian by Igor Vishnevetsky, Daniel Tamar, and Kostis Palamas (Russian trans. J. Brodsky)
Premiere: Pavel Bykov with Olga Ilyina, Prokofiev Museum, Moscow, Russia, June 6, 2010
Recorded by Pavel Bykov and Olga Ilyina

Three Romances were composed for the soloist of Moscow's Helicon Opera, baritone Pavel Bykov and pianist Olga Ilyna. The 'Romance' is a Russian art song, traditionally implying  a specially personal or tender quality. My settings, however, strive to reach  beyond the sentimentality so characteristic of 19th and early 20th centuries Russian romances. The inherent somberness of the three texts I chose had a profound impact on my musical imagination, which resulted in, probably, the gloomiest and darkest music I have written.     

---

Anima urbis  (6'40")

text by Igor Vishnevetsy

Отойти б от времени, где стоишь,
заслоняя бессонный ночной свет,
поводя темнеюими, как дрожь,
в которых есть всё, только правды нет,

безумие, может быть, власть над мостами,
разьеденяющими острова
дыхания: вздыбившим ангелом конским
над мутной водой. Солнце замерло в горле,

припустившись за розоватой
окоём (полыхнув вовне),
будто ветер горячей лопатой
ударил по головне

возле лёгких, рассыпав осиные угли,
сокрушая беззвучием звук
в слухе слуха, в сухие взмахи
одевая тёмный зрачок.

А теперь повторяй, те воды
возмущявшая, - на волокне
жаждой двойной природы
денноночествующяя во мне:

"Этот сердца надрез, сбой,
двух зрачков синкопа, удар
мельниц воздуха, в волосяной
перекрученный пар,

прорисовывают не букв
набуханье, не жестов - но
шелестящий, лиственный звук: в нас соткавшиеся волокно,

сквозь которое - сквозь экран -
бьётся сердце, рука и злак,
и скула, из стянувших пелён
вам не видимые никак"

И сгущается ноющий звук.

"Chto-to ne mozhetsa vdrug..." (9'30'')

text by Daniel Tamar

Что-то неможется вдруг
И на душе непокой,
Необьяснимый испуг,
Думы бегут чередой.

Бог его знает, куда
Думы меня заведут:
То ли до черного дна,
То ли на праведный суд.

Быть и благословлять
Жизни бы каждый глоток,
Но беспричинная рать
Грозных подходит тревог.

Что же мне сердце теснит?
Судьбы ли близких людей?
Пусть их Всевышний хранит
Милостью щедрой своей!

И оглянулся назад
В сумрак ли прожетых лет,
Горек мой брошенный взгляд
Где же святящийся след?

Малой бы памяти знак,
Только туман, зыбь и муть.
Даже ничтожный светляк
Искрой просветит свой путь.

Но ни талант, ни души
Щедрость мне Бог не послал.
О, не спеши, не спеши -
Жизни так люб карнавал!

Тихо, смиренно прими
трепетный жизни закат.
Стелятся зыбкие дни,
Светлою грустью обьят.

Так вот тревога и грусть
В сердце сменяют наплыв.
Что же мне плакатся? Пусть
Их тот же старый мотив.

Как одинокий гобой
Льёт, замирая в груди,
Мне бы поладить с собой -
Благоствуй и не суди!

Немочь грозой улеглась,
Сердце тончайшей струной,
Слёзы, души не спросясь,
Робко сверкают искрой.

Что же томленье моё,
Дум не разборчивый бег?
Миротворение сиё
В душу запрятять навек!

Orient [Vostok] (9'30")

text by Kostis Palamas

Напев Янины, Смирны, Цареграда -
напев Востока! Горечь и отрада
в тебе слились. Душа моя горит:
густой настой страдания в нём крепок.
Душа моя с напевов этих слепок.
Они взлетают - и она парит.

Родившая их мать, забывши муки,
поет, ломая руки, в каждом звуке,
и душный поцелуй дарит восторг.
Молясь Судьбе, томясь в её яреме,
раскинулась наложницей в гареме
душа твоя, о сладосный Восток.

Звучи ж, напев, где даже радость тайным
горчит не торопливым причитаньем,
где черная рыдает нищета.
Носители колодок или рубищ,
рабы, бродяги - всех не приголубиш;
и сам я - заклейменному чета.

Уткнув в песок небритый подборoдок,
на берегу, где не осталось лодок,
где водорослей сохнет бахрома,
лежать бы мне, бездомному, немому,
забытому, испытывать истому
и обладать той толикой ума,

которая еще не обходима
курящему, чтобы сплетать из дыма
колечки неземной голубизны
и шевелить губами, повторяя
печаль, которой нет конца и края;
и потому в ней нету новизны.

В напевах этих боль народа плещет
и жизнь его плененная трепещет,
как на ветру остывшая зола,
Напев Янины, Смирны, Цареграда -
напев Востока! Горечь и отрада
в тебе слились. Но горечь верх взяла.